— Я тебя когда-нибудь сожру, серьёзно. — Что? — Коуске оборачивается, удивлённо распахивая глаза. — Что? — Шин Э целиком копирует его выражение лица, скрещивая руки на груди. Между ними повисает не совсем неловкая тишина — скорее, тишина недопонимания или, точнее, полного непонимания. На самом деле, на краю сознания Коуске улавливает, к чему она это говорит, но отгоняет мысль, как назойливую мошку — впрочем, как обычно, ведь он предпочитает не зацикливаться на отростках того, что уже решено. То, что Шин Э не согласна с решением, его всё же немного волнует. Немного. Немножечко. Она тяжело вздыхает и закрывает лицо ладонью, а потом массирует висок и жмурится, словно изо всех сил держится, чтобы не сказать «как же вы все мне тут надоели» — «все» просто потому, что Шин Э никогда и ни за что не скажет Коуске, что он ей надоел. Она старается уважать его чувства, но он, кажется, собирается уважать всё, что угодно, но не её личное пространство и законы мироздания. (Хотя насчёт последнего — это же Коуске, как иначе?) Шин Э бросает на застывшего Коуске мрачный, прожигающий взгляд в последний раз и разворачивается, направляясь в ванную. Короткий хвостик взъерошенных волос качается из стороны в сторону, и Коуске отвисает, только когда она исчезает за углом и захлопывает дверь. Он невольно улыбается — её домашний полусонный вид пробуждает в груди тепло, и пусть Шин Э была и до сих пор категорически против его манёвров, нацеленных на то, чтобы в очередной раз оставить её у него дома, — ему это нравится. То, как она расслаблена. Как она вписывается в стены его квартиры. Не как украшение, ваза, кресло, красивый рисунок, а как новый житель, достойный хозяин. Он закрывает глаза и глубоко вдыхает, потому что улыбка становится шире, и отчего-то ему хочется смеяться — и совсем немного плакать. Но мама учила, что мальчики не плачут, поэтому вместо слёз Коуске сжимает рубашку на груди — тепло, так тепло, так невыносимо тепло, что больно. Но эта боль приятна. В который раз?
~
У Шин Э не много причин для недовольства, и она не пытается находить их специально, но мир с Коуске так устроен, что каждый его седьмой вдох влечёт за собой какое-нибудь смещение полюсов. Честно, на полюса ей плевать, но на то, что между ними творится в последнюю неделю — нет, потому что Коуске с завидной частотой находит предлог, чтобы она осталась с ним на ночь. На день. На вечер. На ещё ночь. Вначале этого занимательного квеста он произнёс запретные слова: «Ты не хочешь жить со мной?» — и нет, она не хотела, но не потому, что не доверяла ему или боялась чего-то, а потому, что потому что. Разумных объяснения отторжению Шин Э не могла найти. Да и не то чтобы искала. Через пару дней она сошлась на «нам ещё слишком рано переходить на такой уровень» и «мне нужно личное пространство», но Коуске отмёл их, как смахнул шахматы с доски, заканчивая игру, которая даже не началась. «Почему рано? Я не предлагаю тебе выйти за меня» и «Я дам тебе всё личное пространство, какое тебе понадобится, я могу даже переустроить квартиру, чтобы для тебя была отдельная комната». Дальше Шин Э нашла объяснение в его ответах: дело было не в «рано», а в том, что он так просто соглашался взять её на себя, впустить в свой дом, проводить время поблизости в несколько раз больше, чем раньше, и при этом как будто бы был уверен, что не устанет от неё; её также смущало, насколько легко он готов потратить деньги, лишь бы ей стало хорошо. Она не привыкла к такому проявлению заботы… любви… что бы это ни было. И уродилась слишком гордой, чтобы позволить кому-то платить за неё. Шин Э не сомневалась, что Коуске, даже если поначалу пообещает ей хоть какую-то независимость, позже всё равно завернёт её в плед и станет разбираться с любыми проблемами самостоятельно. Нет. Нетушки. Впрочем, готовит он отменно, и за еду она почти прощает ему все грехи. Почти.
~
Чем дольше она с ним дома, тем роднее становится как будто не ему, а… дому. И чувствовать это не собой, а словно стенами квартиры, странно. Странно и головокружительно. На глазах встают слёзы. Он отворачивается и прячет улыбку в ладони. Ресницы мокрые. Это непривычно. Но приятно. И он ничего не может поделать с тем, что сердце бьётся как-то не так, воздух в комнатах какой-то непривычный, а свет как будто более тёплого оттенка…
~
— Ты останешься. Шин Э открывает рот, чтобы возразить, но он шагает ближе. — Ты останешься, потому что, когда мы вместе, мне легче дышать. Она, нахмурившись, наклоняет голову — о, Коуске очень хорошо знает это движение: упорность придавливается сомнениями и чувствами, наполовину относящимися к раздражению, а на другую — к нежности. Он может закрыть глаза и представить точь-в-точь всё, что произойдёт дальше: Шин Э опустит взгляд вниз, шумно выдохнет, сжимая губы, и расслабится — в глазах останется только полное принятие и согласие. Но, мальчик мой, люди — бездна, и если ты впустил в свой дом девочку, сколько раз ни пытайся убедиться, что она не волк, рано или поздно вскроется, что она — тигр, а ты — добыча в родной клетке. Когда Шин Э открывает глаза, Коуске буквально слышит, как на фоне бьют в гонг и диктор кричит «охота началась». Он нервно сглатывает. Шин Э смотрит как-то… не так. Он никогда не видел у неё такого взгляда. Проникающего внутрь с пугающим рвением, стремящимся вылизать внутренности, впечататься в его тело, провести пальцами по косточкам, губами пересчитать рёбра и языком выжать воздух из лёгких. — Ч-что ты мне сделаешь? — едва заикаясь, сдавленно, но с вызовом произносит Коуске. Держать уверенный вид становится тяжелее с каждой секундой. — Вообще-то, — Шин Э хищно улыбается, вызывая у него дрожь по спине, — много чего. Она шагает к нему, не отводя взгляда, гипнотизируя и притягивая, и когда между их лицами остаётся несколько сантиметров, Шин Э невинно улыбается и проходит мимо. — Но не сейчас, — она легонько бьёт его по плечу в дружеской манере. Коуске мысленно оседает на пол прямо там.
~
Он весь день надеялся держать хвост трубой, но постепенно расслабился. В кровать они заваливаются со смехом, Шин Э сразу же сворачивается клубочком и утыкается носом ему в плечо, одну руку закидывая поперёк его груди. Коуске прикрывает глаза — под веками плывут цветные всполохи и мелкие точки. Кровать тихо скрипит. Он морщится, не сдерживая улыбку — её волосы щекочут нос и щёки, даже проверять не надо, чтобы убедиться, что она нависает над ним. Шин Э оставляет короткий поцелуй на подбородке и опускается ниже, к шее, прикусывая кожу, а Коуске вздрагивает. Она переплетает с ним пальцы, а другой рукой расстёгивает несколько верхних пуговиц и скользит языком вниз к ключицам. Коуске сильнее сжимает её ладонь, и Шин Э издаёт тихий смешок, явно довольная его отяжелевшим дыханием. Всё отодвигается на фон — дни с ней, вопрос, раздражение, странные всплески дикой нежности. Ему хочется быть с ней — и она рядом; ему хочется, чтобы она принимала его — и она остаётся; ему хочется прикасаться — и она поглощает его изнутри. Шин Э всегда даёт больше, чем он просит. — Сладких снов. Она отворачивается, укрываясь одеялом, и затихает. Коуске моргает несколько раз, пока до него медленно доходит произошедшее, а потом беззвучно усмехается, закрывая глаза рукой. Сердце глухо и быстро бьётся, а тело охвачено жаром, но если он полезет, то останется без головы… Это одна из самых долгих ночей в его жизни.
Moskvich 2140 Красная Бестия rebuild ›
Logbook ›
Шины ИЯ-170. Второй комплект
Пользуясь случаем, решил приобрести себе комплект родной резины с ВАЗ 2103 ИЯ-170. Второй комплект.
Первый, купленный мною комплект такой резины, который мне как бы подарили для Бестии, был удачно продан, после 15-минутного размещения на сайте продаж (решил спрос на них изучить). За вырученные деньги были куплены первый комплект разварок и передние дисковые тормоза.
А эти шины были сняты с ВАЗ 2103 пробегом ок. 30 тыс. км! Я и не знал, что через несколько гаражей от меня стоит такое сокровище в родной краске и с минимальным пробегом. Какой-то дедушка ее продавал, а охранник ГСК купил… для повседневной езды… уговоры ее продать какому-то ценителю ни к чему не привели. он оставил ее себе.
Потом поставил на нее новую резину, а стандартную я у него выкупил, может потом продам подороже 😀 или же на Бестию, как ретро пойдут) Она красивая, высокая, намного красивей типа стоковой М-145
1
2
3
4
5
Резина немного б/у, на одной чуть больше центр стерт, на другой боковина, но лысин нет? правда на одной был прокол и вставлен «грибок». Идеальная резина для Бестии на диски с хром колпаками и фальшами 😀
Как в СССР ездили зимой на летней резине
Современные водители привыкли к необходимости «переобуваться» дважды в год. С первыми заморозками на станциях технического обслуживания образовываются порядочные очереди из желающих поставить на колеса своей машины зимние покрышки.
Как только начинается оттепель, ситуация повторятся, только зимние шины теперь заменяют летней резиной.
Существует также универсальная, демисезонная резина, которая подходит для круглогодичного использования. Но все автомобильные эксперты утверждают, что такие шины неудобны в эксплуатации как летом, так и зимой. Тем не менее в Советском Союзе основная масса автомобилистов передвигалась именно с универсальными покрышками.
Исключением были лишь те избранные, которые имели возможность достать и заплатить за импортные зимние колеса. Некоторые особенно аккуратные водители ставили свои машины на зиму в гараж. Но большинство автомобилистов ездили на обычной резине и по асфальту, и по льду.
Универсальные покрышки очень экономны. Во-первых, один комплект шин всегда дешевле двух; во-вторых, автомобилисту не нужно каждый раз платить техническому специалисту за замену резины. Но существует мнение о том, что они низкокачественные, поскольку производителю невыгодно делать демисезонки.
С экономической точки зрения ему выгоднее продать 2 комплекта шин вместо одного. Советская же резина была очень качественной. Ее производили с оглядкой на зарубежные покрышки Pirelli и Michelin. Многочисленные исследования доказали, что советские ИЯ-170 и МИ-166 ни в чем им не уступали.
Глубокие протекторы советских покрышек позволяли свободно передвигаться не только по гладкому асфальту, но и по грунтовке, а в зимнее время – по снегу. На льду, конечно, она скользила. Чтобы не попасть в аварию, автомобилисты передвигались по льду очень аккуратно, медленно, стараясь держать большую дистанцию с едущими рядом транспортными средствами.
А для преодоления сугробов использовали накладные цепи, которые, кстати, можно встретить и сейчас, особенно у дальнобойщиков.
Да, в СССР автомобилисты ездили зимой на летней резине, но современному водителю все-таки следует «переобувать» свою машину. Сегодня дороги очень перегружены транспортными средствами, поэтому соблюдать безопасную дистанцию просто невозможно и поездка на летних шинах по льду может закончиться серьезной аварией или даже катастрофой.
